Дети Ржавчины - Страница 25

Мы просидели на террасе довольно долго. Затем я услышал стук копыт, и ко входу подкатил угловатый экипаж с маленьким темным окошком. За ним следовал всадник — высокий и широкоплечий человек с широким ножом на поясе и свернутым в кольцо кнутом.

Дверца экипажа открылась. На меня уставилась пара круглых, рыбьих глаз. Их обладатель находился в полумраке экипажа, поэтому я смог разглядеть только лунообразную голову, покрытую легким пепельным пухом, и блестки на богатом длинном халате.

Старосты впились мне в плечи, заставив опуститься перед своим повелителем на колени. Я не возражал. Я даже попытался приложить руку к сердцу. Но тут же несильно получил по этой руке палкой — мое движение показалось старостам угрожающим.

— Это он? — донесся квакающий голос из экипажа.

— Он, — конвоиры энергично закивали.

Их величество заговорили. Я по-прежнему половины слов не разбирал, но все же угадал смысл: луноголовый человек интересовался, из каких краев я прибыл, что за нелепый наряд был на мне и кто здесь может дать мне рекомендации. В его голосе звучала такая лень и пренебрежение ко всему окружающему, что мне даже стало неудобно отнимать у него время.

Как профессионал в своем роде, я просто обязан был предвидеть подобный разговор. Но, увы, до сего момента мои мысли были заняты совсем другими проблемами. Поэтому я начал импровизировать, и из меня полезла какая-то дикая фантазия про далекую страну, про путешествие, про разбойников, которые меня ограбили и бросили на дороге.

Повелитель слушал, склонив голову. Он смотрелся как школьный директор, получающий объяснения от ученика-хулигана.

— Ты очень странно говоришь, — сказал он наконец, бесцеремонно прервав мое повествование. — Интересно, в какой стране так уродуют человеческую речь? А что такое «путешественник»?

Я насторожился. Мне казалось, я не ошибся — слово обозначало именно то, что я хотел сказать. И все же собеседник его не понял.

— Путешественник — тот, кто переезжает из города в город, из страны в страну, чтобы увидеть мир, — осторожно пояснил я.

— Это правда? — с ироничной улыбкой поинтересовался повелитель.

— Истинная правда, — я сделал неопределенное движение рукой, чем вызвал новое проявление нервозности у охраны.

— Значит, ты просто сумасшедший бродяга, — без тени сомнения констатировало его величество. — Кто же еще решится выйти из города, только чтобы увидеть мир? Или у тебя есть в этом какая-то выгода?

— Да нет, — я пожал плечами.

— Ты говоришь очень странные вещи, пришелец. Сможешь ли ты доказать, что тебя не прислала Пылающая прорва, чтобы шпионить за нами?

Вопрос поверг меня в замешательство. Честно говоря, еще никогда не приходилось никому доказывать, что я не шпион Пылающей прорвы.

— Но... я никогда не слышал о Пылающей прорве, — проговорил я, стараясь скрыть свою растерянность.

— Может, это и правда, — неожиданно легко согласился повелитель. Однако в следующую секунду его круглые глаза сощурились. — Но если тебя ограбили разбойники, то почему они не взяли это?

Он вытянул из темноты экипажа веревку, на которой были нанизаны, как бусы, или привязаны мои родные вещи — фонарик, часы, карточка, расческа, связка ключей, кошелек, перочинный нож и авторучка. Пистолет отсутствовал.

— Почему они не взяли это? — повторил повелитель.

— Не знаю, — только и смог ответить я. Но мысль моя напряженно работала. «Думай, думай!»— заставлял я себя. Из ситуации надо было извлечь максимум выгоды.

— Может, потому, — проговорил я наконец, — что это мои амулеты. Нельзя брать чужие амулеты. Они вызовут болезни и неудачи у похитителя.

Напрасно я надеялся, что после таких слов повелитель с испугом швырнет мне в лицо мои вещи. Он только усмехнулся.

— Я не верю в эти глупости. Старые вещи не могут причинить вреда. Наверно, ты хочешь напугать меня. А ну, расскажи, для чего нужно это? — он взял в руки мою авторучку.

— Этим пишут, — кратко объяснил я. В тот момент я не обратил внимания, что мое великолепное снаряжение названо «старыми вещами». А если бы и задумался, все равно не понял бы истинного значения слов повелителя.

— Пишут? Какая бесполезная вещь. Я никогда ничего не писал и не собираюсь. Можешь забрать это себе. А впрочем, отдам управляющему. Он часто пишет.

Он повертел фонарик, но затем выпустил из рук, ничего не спросив.

— Я уже устал с тобой разговаривать. В другой раз ты мне расскажешь про все остальное. А сейчас я должен кое-что объяснить. При тебе не обнаружено имени и рекомендаций, поэтому тебе остается только надеяться на мою доброту. За утерю имени тебя можно хорошо наказать.

— Я не терял имени, — сказал я на всякий случай.

— Значит, у тебя просто никогда его не было, — он похлопал ладошкой по богато отделанной круглой деревянной коробочке на поясе. — Я разрешаю тебе пожить у меня. Будешь работать на конюшне, там и жить. Если окажешься хорошим работником, получишь имя. А пока ты будешь безымянным.

— А можно ли мне уйти? — деликатно поинтересовался я.

— Похоже, ты действительно рехнулся. Без имени ты прибежишь обратно, не пройдет и дня. Я стану платить тебе три малых клинка в неделю. Правда, один будет вычитаться за еду, а еще один — за право жить в городе. Ты, конечно, можешь жить за городом, если хочешь, — прибавил повелитель и почему-то засмеялся. — Честно говоря, третий клинок тоже будет вычитаться за... за разные другие блага. За одежду, например. За воду. И еще нужно учесть, что ты уже три дня находишься у меня, и тебе каждый день носят еду! Но ты не волнуйся. Я заберу вот эту ерунду, — он тряхнул связкой моих вещей, — это и будет плата. Надеюсь, тут найдется что-нибудь полезное.