Дети Ржавчины - Страница 37

Только тут я заметил, что с повозки раздаются негодующие крики. Меня ждали. Я провожал умерший истребитель глазами, пока мы не свернули за угол.

— Что это было? — спросил я. Словно повисла тишина. Похоже, меня тут не очень любили.

— Старая вещь, — ответил через некоторое время возница. — Давно здесь поставили, чтобы отпугивать посланников.

— Много она отпугнула, — с презрением проговорил кто-то из работников.

— Сейчас уже никто не верит в старые вещи, — мирно согласился возница.

«А зря, — подумал я. — Во что еще верить, если не в истребители? Чем бы ни были эти посланники, им стоило бояться истребителей. По крайней мере, раньше».

В этот момент я понял, что означали металлические детали, за которые в конюшне привязывали лошадей. Это части древней системы обслуживания истребителей. Может, топливный трубопровод, может, подводка энергии для каких-то инструментов. Меня это открытие уже не взволновало и не обрадовало. Собственно, чему теперь удивляться?

Вскоре мы оказались на окраинах. Я увидел настоящие трущобы — нагромождения серых уродливых лачуг, среди которых ковырялись люди. Видимо, это были те, кто стекался к городу, чтобы обрести защиту под сенью Холодных башен— Но поскольку никто их здесь не ждал, пришлось осесть на дальних пустырях, настроить убогих жилищ из камней, кусков дерева и старого железа. Чем они жили, как добывали свой хлеб — пока я не мог понять.

Хижины были настроены беспорядочно, поселение не имело и намека на улицы или перекрестки. В конце концов наши повозки намертво застряли в путанице домов и мусорных куч. Нам пришлось продолжать путь пешком.

Место катастрофы было видно издалека. Обломки посланников возвышались над серыми трущобами, как кости гигантского животного. Может, они и были костями. Я еще этого не понял. Мне были видны несколько самых больших обломков — один закручивался спиралью, как разрез морской раковины, другой весь состоял из угловатых ячеек и пучков тонких стержней. Что это было — машина или организм, — я не знал.

Наконец показались первые следы разрушения. По правде сказать, груды щепок, камней и разбросанные повсюду вещи наводили на мысль о свалке, а не о городских развалинах. Но иначе и быть не могло, если город изначально создавался из подручного мусора.

По руинам ползали люди, растаскивали руками обломки, доставали уцелевшее барахло. Одна женщина — страшно худая и почти безволосая — уставилась на нас, опознав людей, которые пришли расчищать завалы.

— Здесь поищите, — растерянно сказала она, показывая на обвалившийся дом. — Должен быть мальчик. Я одна никак...

Ее отстранили с дороги, и мы пошли дальше. Вскоре нас окликнули. Двое старост сидели на камнях и варили на костре какую-то баланду. Я понял, что это и есть место, где нам предстоит работать. Старосты были усталыми и продрогшими — похоже, они всю ночь стояли здесь на посту.

Мы с ходу приступили к делу. Вытаскивать бревна было нелегко, и наша работа сначала текла вяло. Но потом появился возница с отпряженной лошадью. Мы цепляли бревна и крупные обломки веревкой, а лошадка оттаскивала их в сторону. Все найденные вещи — будь то моток полотна или помятая железная кружка — мы складывали в кучу, за которой приглядывали старосты.

Я не увиливал от тяжелой работы, как здесь было принято. Наоборот, если напарником попадался старый и явно слабый человек, старался брать самую трудную часть на себя. Из-за этого мои отношения с коллективом заметно потеплели. Люди потянулись ко мне, некоторые даже пытались со мной разговаривать или шутить. Шутки их, правда, были слишком бесхитростными, но я все равно посмеивался — из вежливости.

Все то время, пока нам приходилось отгребать кучи щепок, завязывать узлы и ворочать железки, я не упускал случая лишний раз взглянуть на обломки посланника. Оказалось, их вокруг немало — мелкие куски попадались повсюду. Их выделяли из окружающего мира и форма, и цвет — когда черный, когда темно-серый, а когда и белый, но во всех случаях чистый, насыщенный и ровный.

Все обломки были разные. Я заметил, что люди стараются обходить их стороной.

Когда я в очередной раз относил в кучу несколько уцелевших кусков от ткацкого станка, моя нога зацепилась за какой-то предмет, торчащий из земли. Я не поленился нагнуться. Это была металлическая пластина, покрытая слоем засохшей глины. Я вытащил ее, всколупнул корку. Под ней блеснул очень тонкий, искусно выделанный узор. В длину пластинка достигала, как мне показалось, сантиметров двадцати пяти, и всю ее поверхность покрывала сеть спиралей и завитушек. Ржавчина совершенно не тронула их.

— Счастливая примета — найти старую вещь, — одобрительно сказал проходящий мимо парнишка по имени Прервавший Путь.

— Что это? — спросил я.

— Кто ж знает? Можешь сходить к толкователю старых вещей, если есть пара лишних клинков. А лучше сделай из этой штуки себе нож. Говорят, такое оружие приносит удачу.

Подошли и другие работники, пластинка пошла по рукам. У всех моя находка вызывала одобрение, но ни у кого не вызвала зависти. Я понял, что по здешним меркам серьезной ценности эта штука не представляет. Сунув ее за пояс, я вернулся к работе.

Время было уже почти обеденное, но никаких признаков приближающегося перерыва я не заметил. Мы все так же раскапывали завалы, куча спасенных вещей росла, а мой пустой желудок все чаще напоминал о себе — сначала тактично, потом возмущенно.

Наконец староста разрешил отдыхать. Мы расселись на бревнах, и тут я понял, что все достают еду, принесенную с собой — из-под рубах, из поясных сумок. У каждого была или сушеная рыба, или кулек с размоченной кукурузой, или на худой конец пара яблок. У всех, кроме меня, естественно. Я и понятия не имел, что едой надо запасаться самостоятельно.