Дети Ржавчины - Страница 89

— Ты же говорил, что доверяешь каждому.

— Да, доверяю, — кивнул Подорожник. — Они не предадут. Но я не могу им запрещать и приказывать. Мы, погонщики, привыкли жить так, как нам нравится.

— Сколько мы еще сможем держать ребят в подчинении? — спросил я.

— Несколько дней постараюсь, — вздохнул Погонщик. — Но... не знаю...

— Держи, сколько можешь. Мы немедленно начинаем охранять крестьян. Дело новое, не такое уж трудное, возможно, оно им понравится.

— У них и так новая жизнь, и им она нравится. Я ведь обещал им силу, сытость и защиту от посланников. Они получили это, им больше ничего не надо.

— Любая новая жизнь рано или поздно надоедает. Давай наладим дело, а там посмотрим, как его удержать. В крайнем случае я не побоюсь начать все сначала.

Подорожник кивнул. Вид у него был безрадостный.

— Это еще не все, — напомнила Надежда.

— Да, — сказал погонщик. — Пора думать, что делать дальше.

— Я все время думаю об этом.

— Ты думаешь не про то. Скоро нам понадобятся еще люди. И опять все повторится. Они получат машины, станут сильными и захотят жить сами по себе. Мы не сможем им приказывать. Тем более что люди будут приходить неизвестные и ненадежные. Среди них могут оказаться даже шпионы Лучистого.

В комнате повисло молчание. Они смотрели на меня и ждали моего слова. Я не мог спокойно думать под их взглядами, поэтому встал и подошел к окну. На улице двое мальчишек закапывали какое-то свое мальчишеское сокровище под чахлыми кустиками смородины. Они не видели меня и не знали, что теперь и я знаю их секрет.

Надо бы и нам завести свой секрет.

— Скажи, Надежда, — произнес я, — можно ли сделать так, чтобы включать двигатель машины могла, допустим, только ты?

— А зачем?

— Чтобы без твоего разрешения никто не мог летать, разве не ясно?

— Можно просто запереть кабины. А открыть смогу только я.

— Вот и решение на первое время — самое простое. Мы сами проследим, чтобы машины не летали и не стреляли без нашего ведома.

— Пожалуй, еще не время показывать людям, что ты им не доверяешь, — заметил Подорожник. — Только хуже сделаешь.

— Совершенно верно, еще не время. Но как только начнутся выходки, я стану наказывать. Сначала отлучать от полетов, потом просто выгонять. Если машины будут только в наших руках, это подействует.

И вдруг я подумал: «А почему, собственно, „в наших“? Ведь Подорожник точно такой же погонщик, как и все остальные, — стоит ли рассчитывать, что он до конца будет со мной?»

Я обернулся и посмотрел на него, словно оценивая. И сразу понял, что опасения напрасны. Он сидел рядом с Надеждой. Только от нее зависит, какой путь он выберет. Только она его кумир.

— Выходки уже начались, — сказала Надежда. — Они вытащили из болота окаменевших мертвецов и расставили вокруг деревни, чтоб пугать чужих.

— Ну, это мы перетерпим, — спокойно ответил я. — Пусть развлекаются.

Мы еще немного помолчали.

— Как я устала... — вздохнула девушка.

— И я устал, — согласился я. — Слушайте, давайте наконец выпьем.

Я расплескал вино по кружкам, взял свою.

— За то, чтобы у нас все получилось.

— Что? — оба удивленно посмотрели на меня. Я улыбнулся. Когда будет время — обязательно передам им традицию говорить тосты.

...Через три дня мы нашли деревню, с которой можно было заключать договор. Мы их охраняем — они нас кормят. Договориться удалось за день — один из погонщиков сам родился в этом селении, и среди его родственников был и староста. Правда, особенно крестьяне не ликовали, так как не верили, что человек может восстать против Пылающей прорвы. Многие смотрели на нас с подозрением.

Рано утром четыре истребителя опустились на пустырь возле деревни. Мы с Надеждой возглавляли экспедицию, Подорожник остался на базе следить за порядком. Еще двумя машинами управляли погонщики, которых порекомендовал нам Подорожник. Одного звали Беспалый, он как раз и был выходцем из этой деревни. Второго, по имени Собачий След, я мало знал. Я предпочел бы взять вместо него Медвежатника, но тот хуже справлялся с машиной.

Смотреть на нас собрались все жители деревни, приковыляли даже немощные старики. Никто, однако, не подошел к нам ближе, чем на тридцать-сорок шагов. Глядя на истребители, люди принимали их за укрощенных посланников Прорвы и ждали подвоха.

Чтобы разрядить напряжение, я вылез из кабины и начал не спеша протирать стекло тряпкой, насвистывая какой-то веселый мотив.

Беспалый пошел убедиться, что договоренности остаются в силе. Так и было. Старосте с немалым трудом, но удалось отобрать два десятка человек, которые не побоялись выходить в поля под нашим прикрытием. Я подумал, что не стоило из-за такой малости поднимать четыре машины, мы рассчитывали, что желающих будет больше.

Надежда выбралась из своего истребителя, подошла ко мне.

— Они нас боятся, — заметила она.

— Главное, чтоб мы их не боялись.

— Ты боишься?

— Да, и знаешь чего? Что они нас так и не поймут. Посмотри в глаза этим людям — такое чувство, будто мы пришли их поработить. Пока их не накроют аэроиды, они не поверят, что мы действительно можем их защитить.

— Пожалуй, ты прав...

К нам направился Беспалый. Собачий След, которому надоело скучать в кабине, тоже подошел.

— Они согласны, — сообщил наш парламентер. — Не все, правда, поняли, чего мы хотим...

— Лучше надо было объяснять, — сказал я. — Возможно, они просто боятся нам отказать.

— Еще будет возможность объяснить, — произнесла Надежда.

Мне вдруг представилось, что я — агитатор, приехавший на село обустраивать Советскую власть. Ситуация очень похожа. Как бы не схлопотать в спину пулю из обреза...