Дети Ржавчины - Страница 74


К оглавлению

74

— Хватит мучить лошадь, — тихо проговорила девушка. — Поехали, куда собирались. Ничего мы здесь не найдем, я даже не понимаю, где нахожусь.

— У меня есть идея... — пробормотал я. — Мы можем походить по домам, посмотреть. Вдруг обнаружим еще что-то. Наверняка у них был не только этот блок.

— Тебе хочется ходить по чужим домам?

— Совсем не хочется. Ну а вдруг?

В этот момент мы снова находились на краю деревни. Маршрут наш не отличался разнообразием, потому что разгуляться здесь было, в общем-то, негде. И вдруг мы оба услышали стук. Это был одиночный громкий удар, словно кто-то с одного маха вбил гвоздь в доску.

— Там, — сразу прошептала девушка, указав на крайний дом.

— Тс-с-с... — прошептал я в ответ. Но снова воцарилась тишина.

— Я пойду проверю, — сказал я, вытаскивая из-под соломы тесак. — Ты сиди, смотри за повозкой. Если что — кричи громче.

— Я с тобой.

— Сиди, тебе говорят!

Надежда сжала губы, но послушалась. Она сняла с пояса магнитную дубинку, проверила и приготовилась ждать. Я пошел к дому, стараясь, чтобы под ногами не чавкала грязь.

Предосторожность наверняка была лишней — мы достаточно уже наделали шума своей скрипучей повозкой, да и лошадь постоянно презрительно фыркала, видя наши тщетные усилия. Тем не менее мне хотелось быть незаметным. Пригнувшись, я пробрался под окно, отметив, что его легко выбить телом, если придется поспешно покидать дом. Было еще одно окно с другой стороны и дверь — со двора. Вокруг дома я ничего интересного не нашел, в том числе и следов. Неподалеку стоял сарайчик с распахнутой дверью, но он, судя по всему, пустовал. Я приготовился идти в дом.

Дверь мне удалось открыть почти бесшумно — ременные петли не имеют обыкновения громко скрипеть. А вот в темном коридорчике я зацепил курткой и осыпал груду каких-то деревяшек, прислоненных к стене.

Я замер. Сначала было тихо, потом раздался истошный крик:

— Кто?!

Несмотря на пылкость, голос был не очень сильным. Похоже, он принадлежал или старику, или больному человеку.

— Погонщики! — крикнул я. — Можно войти? Изнутри раздалась тихая, но яростная ругань. Я выждал немного и толкнул дверь. На меня навалился тяжелый дух неухоженного жилища. В комнате стоял полумрак, и я сначала никого не увидел. Поэтому сразу отошел от двери — чтобы не словить, например, брошенный нож.

Никакой нож в меня не полетел. Я увидел стол у окна, рядом — лежанку, заваленную тряпьем. Когда это тряпье пошевелилось, я разглядел и хозяина — высохшего парализованного старика с лицом, поросшим спутанными серыми волосами. Он лежал под грудой тряпок, непонятно как существуя в этом тесном вонючем пространстве, в полном одиночестве.

— Что надо? — спросил хозяин, не проявляя никакой приветливости.

— Проезжали мимо, хотели купить здесь еды, — спокойно соврал я. — Что у вас произошло, где люди?

— Еды им надо... — пробормотал дед со злобой в голосе. — Покупай, сколько влезет! Если найдешь, у кого...

Он сунул руки под свои тряпки и принялся чесаться, не переставая вполголоса сыпать ругательствами. Я решился присесть на край кособокой скамейки, что стояла у стола. И тут мне стало немножко не по себе. На столе валялась засохшая надкушенная лепешка, а вокруг темнела размазанная кровь и клочки шерсти. Словно бы здесь разделывали свежеубитого кролика или кошку.

Я отвел глаза и тут же наткнулся взглядом на подножие кровати. Там тоже была кровь, какие-то серые клоки, а среди них — свернутый кольцом крысиный хвост.

— Ты что, отец, сырыми крысами питаешься? — спросил я, брезгливо отодвигаясь.

— А кто мне их варить будет? — проговорил старик и почему-то засмеялся. Он нагнулся и вытащил из-под лежанки деревянный ящик с бурым порошком, в котором темнели несколько крысиных тушек. Насколько я понял, порошок был солью, пропитавшейся кровью.

Он повалял одну тушку пальцами, достал, понюхал. Я увидел, что рядом с его лежбищем стоит длинная палка. Вероятно, он поджидал, пока крыса выползет на стол, чтобы полакомиться его лепешкой, и в тот момент на нее обрушивался удар.

— Может, тебе чего принести? — предложил я, запоздало вспомнив, что в нашей повозке уже почти ничего не осталось из еды.

— Ничего мне от тебя не надо. Хочешь объедками старика накормить? Езжай своей дорогой, — он вдруг посмотрел на дверь. — А это тоже погонщик?

В проходе стояла Надежда, настороженно поглядывая то на меня, то на хозяина. Дубинка — в опущенной руке.

—Иди к лошади, — велел я.

— Я отогнала ее во двор, — ответила упрямая девчонка. — Ее с улицы не видно.

— Ну, дела... — пробормотал старик и вновь начал расчесывать тело.

Я представил, сколько грязи и насекомых скопилось под тряпками.

— Где люди? — вновь спросил я.

— Люди-то? Сгинули. В один день — как все ушли, так и не пришли. А кто остался — те тоже разбежались куда-то. Один я здесь.

— Куда же они ушли? И чего тебя с собой не прихватили?

— А на кой ляд я им нужен? Какой от меня прок? Вы бы меня повезли с собой?

— Повезем, если скажешь, куда тебе нужно.

— Нечего меня трогать. Ступайте своей дорогой. Я все еще думал, сказать ли старику, что вся его деревня вымерла, а тела соседей и родственников лежат окаменевшие у болота. Не похоже, что он сильно от этого расстроится, хотя, как знать... Но меня опередила Надежда.

— Дедушка, они все умерли, — проговорила она, внимательно наблюдая за ним.

— Умерли — значит, такая у них дорога. А я вот — жив! — он расхохотался. — Хоть брюхо и пухнет от крысиных кишков, а вот живой таки!

Он уставился в одну точку, обдумывая известие.

74